«ЧЕЛОВЕК ЗАКРЫТЫЙ ДЛЯ ВСЕХ, ВДРУГ ОТКРЫВАЕТСЯ ВЕСЬ»

Песни, отдающие теплом. Песни, в которых вся палитра чувств и переживаний: радость, тоска, боль, обида, ну и, конечно же, любовь – слепая, беспамятная, часто безответная. Слова их предельно просты. И музыка. Но с первых аккордов ощущаешь, что только эта музыка должна была сплестись именно с этими словами… Думаю, довольно уже смотреть на очаровательного цвета кожуру, пора перейти непосредственно (согласно тексту его одноименной песни) к «грейпфруту», то бишь, к нашему сегодняшнему гостю Оскару Юнусову. В преддверии выпуска второго альбома группы Gauga мы поговорили с его солистом о баяне, о Цое, о Алсу и еще о многом другом.

-Оскар, насколько нам известно, ты из Башкортостана. Получил математическое образование. Скажи, как при таком стечении обстоятельств ты стал музыкантом?

– Да, я приехал из Башкортостана, и при любом удобном случае, люблю это упоминать, поскольку во мне присутствует гордость за то, что я привязан к этому месту и своим рождением, и детством, и юношеством в некоторой части. Что касается музыки, я начал ею заниматься в семь лет, точнее, еще раньше, я ходил на кружки бальных танцев, пение, фортепиано – занятия для дошкольников; говорят, что я преуспевал в бальных танцах, и меня предложили тогда отправить в Уфу заниматься этим серьезно, но мой отец (кому я благодарен за его решение) не отдал меня на танцы, а напротив забрал оттуда, решив, что мужчины из этих кружков вырастают не совсем мужчинами. А в семь я поступил в музыкальную школу по классу баяна, учеба казалась мне долгой, мучительной. Я никогда не делал домашнего задания, если мне давали на разбор новое произведение, я его сидел разбирал на уроках, а дома взять в руки баян и заниматься – для меня было большой проблемой. Но уже с возрастом, когда мне было лет 16, когда я уже давно получил диплом об окончании музыкальной школы, я продолжал ходить к своему педагогу, просто для того, чтобы улучшить свое владение инструментом, мне это уже было нужно и интересно. И примерно в этом возрасте я начал увлекаться русским роком. Известно, что время тогда было не супер информативное, компьютеры в домах только начали появляться, и конечно же, когда у нас появился дома компьютер, это был где-то 2003 год, у меня стали появляться МР3 диски групп, до этого, как и все, я слушал аудиокассеты. Романтика. В силу неимения других инструментов, кроме баяна и фортепиано, я стал играть и петь русский рок, который слышал на кассетах и дисках, на баяне. В то время я учился в лицее с естественно-математическим уклоном, был отличником. Но, в 10 классе, моя бабушка подарила мне гитару на новый год. Вот тут-то и началось. Я даже не умел настраивать гитару, мне было все равно. Но я уже с первого дня начал сочинять песни, на русском языке конечно тогда еще… А первая песня, кстати, которую я разучил, была «Пачка Сигарет» Виктора Цоя. В общем, с того дня, я не расставался с гитарой, игра в день по десять часов, помню, мои пальцы были все истерты, жесткие и зеленого цвета, их невозможно было проткнуть чем-нибудь острым. Целыми днями писал песни. У меня несколько тетрадей исписанных пеcнями на русском языке. Но кроме музыки в то время я увлекался еще и баскетболом. Я бы даже сказал, что баскетбол в моей жизни занимал более важное место. Это было окно в мир молодежи, отношений, знакомств. Если ты здорово играешь баскетбол, это значило, что ты в почете у своих сверстников. И, конечно, женская половина тоже увлекалась теми, кто играет баскетбол… Но в первую очередь приносило мне удовлетворение и доставляло удовольствие. Одной из причин переезда в Казань был именно баскетбол, никак не музыка. Я хотел играть дальше, играть в Униксе, а потом и за океан поехать. Таким образом в 2007 году, удачно сдав ЕГЭ, я поступил в КГУ на факультет Вычислительной математики и кибернетики. Играл баскетбол, жил в общежитии, пел песни в коридорах и лестничных площадках общежитий, на кухнях… Влюблялся, писал стихи на русском. Жил очень ярко и насыщенно, полноценно. В 2010 году, сидел один в комнате в общежитии, как всегда с гитарой в руках. И откуда то появилась строчка на татарском «Синсез яшәп булыр микән? Бу дөньяның яме калыр микән?..», что, собственно, сразу же переросло в песню, в первую мою песню на татарском языке. Она есть, милая, запоминающаяся песенка. Это был уже далекий 2010 год. С тех пор, надо мной нависла новая страсть – писать песни на татарском. Мне было интересно, это было увлекательно и волнительно. Ты находишь нужную строчку, а потом ее повторяешь еще сто раз, волнуясь, нетерпеливо, но все-таки дожидаясь, именно нужную следующую строчку. Иногда даже просто слово, не то, что предложение или фразу. Нужно было найти подходящее слово – это было очень важно, подобрать именно то слово, для которого как бы приготовлена выемка и только это слово может туда удачно поместиться, как пазл. Вот и так началось мое путешествие в «татарский» мир музыки.

– Почему ты, все-таки, стал писать тексты на татарском? И как у тебя обстоят дела с «И матур тел»? А каким образом рождаются твои песни? И почему языком своего творчества ты выбрал татарский?

– Что касается моего татарского языка – он разговорный. Я все детство общался на нем с бабушками-дедушками, с папой- мамой, с дядями-тетями… У меня была русскоязычная школа, пару лет родного языка, конечно, было, но мы изучали в основном грамматику. На первом месте, конечно же, Виктор Цой. Я уделил его творчеству очень много лет своей жизни. Знал все песни, слушал его каждый день. А он ведь именно тот, кто писал песни из обыденных слов, но сочетал их так грамотно, что, казалось бы, эти слова созданы, чтобы лечь в это предложение, которое он сказал. Стоит взять десять любых его песен, и в каждой из них можно найти такие слова как: день, ночь, звезда, солнце, луна… Он собирал песни из слов, которые вообще дети учатся говорить сразу после слов мама и папа, еда. Поэтому, мощнейшее влияние его творчества. Единственный курьезный и удивительный момент, что он это делал на русском языке, а я не мог этого делать на русском. Как бы я не хотел, как бы не старался, мне этого не было дано. И это приносило мне довольно-таки серьезное огорчение… Но именно тогда, в 2010-м, начав писать песни на татарском, я сразу же уловил, что у меня выходит это делать на родном языке. Я могу делать то, что хотел делать многие годы! Но на родном языке. Мне кажется, это было великолепное чувство. Очень яркий ослепительный луч счастья тогда меня постиг. И вот, я предан этому делу уже семь лет, несмотря на все трудности, а кроме трудностей ничего на пути мы не встречаем, кроме наших небольшого количества числа уже преданных слушателей, которым мы благодарны и видим, каковы они: внимательны, образованны, в них есть настоящее. Что касается моих музыкантов, у нас не возникает проблем по текстам. Кто-то понимает сам, о чем они, кто-то постепенно втягивается, и тоже начинает понимать татарский язык. Но ведь невозможно передать все, что несет фраза на татарском, на других языках, как и наоборот. Здесь важна очень фонетика, очень важны ассоциации, которые возникают при звучании данного слова или предложения.

– Ну, с любовной тематикой понятно. А вот, что касается философских текстов…

– У меня был отрезок жизни, когда я написал песен на один альбом точно, с достаточно тяжелыми текстами. Они как раз-таки легко относимы к философской тематике. Это удивительно, но сейчас я не могу такое выдать. Как бы не старался и не хотел. Просто был такой этап в жизни, когда я был переполнен этим, и я это выложил. Следующий альбом, номер три, который, Алла бирса, если получится записать, я хочу выпустить именно эти песни. Я думаю, как раз их время настало. Второй альбом будет немного дерзкий, резкий, хулиганистый. А потом будет альбом для осмысления. Не знаю, с чем связано, что этот момент был и прошел.

– Как мне кажется, песня «Алсу» сильно выделяется на фоне других. Она как букет всевозможных переживаний влюбленного человека. Какова история ее создания? И будет ли «Алсу» во втором альбоме?

– Конечно же, Алсу будет во втором альбоме. Мало того, что будет, я считаю, это самая лучшая моя песня, самая сильная, самая настоящая. Когда я слушаю ее сам, со мной что-то происходит непонятное, я теряюсь, ухожу в эту песню, в эту тоску. А эта тоска очень светлая, очень глубокая и искренняя. Она и вправду выделяется от всего остального. Такого не было в моем творчестве, нет ни среди архивов, среди еще не сыгранных песен, и, сомневаюсь, что будет что-то подобное в будущем. Был интересный момент, когда я написал эту песню. Я написал ее дома, здесь, в Казани. Побежал на студию, записал демку за часа три, с барабанами, синтезаторами, в общем, все, что было в голове. Это очень чувственная работа. Я человек закрытый. Никогда практически не открываюсь, даже для родителей. А тут, я – как на ладони. Мне даже самому кажется, что это очень смелый поступок. Человек закрытый для всех, вдруг открывается весь. Я люблю эту песню. И очень трепетно к ней отношусь. Даже сейчас, когда мне приходится рассказывать тебе об этой песне, я волнуюсь… Вообще, должен признать, что девушка, которую, как ясно из названия песни зовут Алсу – является той девушкой, которой написаны все мои песни. Это и «Аһа», и «Грейпфрут», и «Төрле хәлләр»…

– Как автору-исполнителю, хочу задать тебе вот такой вопрос: как ты относишься к современной обработке народных песен?

– Я где-то уже, кажется, говорил, что не сторонник деформировать устоявшиеся татарские народные песни. Это мощные вещи. У меня нет слов описать силу и прелесть этих песен. Там же вся боль татарского народа. Татарской души. Это одно из главных достояний татар. Нужно беречь его и относиться с уважением. Сколько глубины в этих песнях. Это не передать. Ты слушаешь, а она тебя заставляет сидеть глотать ком в горле. Бьет в сердцевину. Я не принимаю их современное звучание. А знаете, почему нет таких новых песен сегодня? Потому что дух испорчен у народа. Жизнь народа стала попсовой. Слово попса – оно очень удобно в таких случаях. Можно часто применять слово попса во всех сферах жизни. И вот сегодняшняя жизнь народа – это попса. Тут не нужно неправильно понимать то, что я сказал. Я не связываю сейчас жизнь народа с музыкой. А говорю о его качестве, о качестве жизни, о предпочтениях, о манерах. И со всех сторон заваливает человека информация. Прямо сваливает на тебя центнерами. А можно ли в такие моменты не отвлечься от сути, от души, от чего-то чистого, важного и тонкого, что не видно вот так вот взгляду, не лежит оно на поверхности. Нет, нельзя. Мы отвлекаемся на все подряд. Мы праздность чтим. И где же тут ты напишешь или услышишь песню, которая чиста и непоколебима ни временем, ни ее пороками.

– Еще один интересный лично для меня момент: большая часть вашей аудитории – русскоязычная молодежь. С чем, по-твоему, это связано?

– То, что нас слушают русские, я не могу точно знать причину почему. У меня есть догадки: мы играем в стиле русского рока нулевых, когда казалось бы вот новое дыхание, новые перемены… и я сам вырос на этих песнях. Я люблю их и мне их порой не хватает. Сейчас я не могу похвастаться тем, что знаю отечественную современную рок группу, которая бы работала в той же стезе. А мы играем, пусть на татарском, но играем именно ту музыку. Возможно у многих ностальгия по той музыке, как у меня, к примеру. А может, всем хочется чего-то нового просто. Я не могу знать точно. Но мы рады этому. Мы играем на русских фестивалях, с русскими группами на одной сцене. Можно ли сказать, что мы заняты пустым бессмысленным делом? Я уверен, что нет. Время покажет. Невозможно сделать столько для людей своей нации, чтобы это хоть как-то не повлияло на ее развитие. Татарский язык нельзя спасти, просто внедряя его, во все школы… Нужно уметь принимать новое, что как раз-таки должно пробудить желание знать язык и понимать, что он тоже может быть современным и другим. В этом то и сила языка, что он живет и он как вода.

Автор: Лилия Туктарова